Проникновение европейской конституционной системы в различные мусульманские суннитские государства было во многом схожим. В арабских странах, превратившихся после раздела Турции в доминионы и протектораты колониальных государств по западноевропейским образцам были составлены конституции. Между двумя мировыми войнами были приняты Конституции Египта 1923 г., Ирака 1924 г., Ливана 1926 г., Трансиордании 1928 г., Сирии 1930 г. Три важнейших знаменателя были залогом освобождения арабских стран от колониальной системы – арабский национализм, пробудившийся ещё в османские времена; арабский социализм в форме баасистских режимов в Египте, Сирии, Ираке, советского Йемена, Ливийской Джамахирии; третьей важнейшей составляющей пробуждения арабских государств была мусульманская религия.
В этих конституциях мы наблюдаем единую картину трансформации отношения Основных законов государств к традиционным ценностям: здесь к исламу и шариату. Первые конституционно-правовые системы молодых арабских государств экспортируются с Запада вместе с моделями вооружений, лекалами армейской формы, планами организации нефтяной промышленности. Впоследствии, когда левантийские государства встанут на ноги, воспринятые классические конституционные системы будут заполняться автохтонным содержанием – арабским социализмом и мусульманским правом. Современные конституции арабских государств представляют собой поразительную панораму «ползучей мусульманской консервативной революции в области права», в них практически произошло конституционное закрепление ислама и шариата13.
Максимального развития этот процесс достиг в Ливии. В ливийской декларации «об установлении власти народа» от 1977 года в ст. 2 провозглашается, что Священный Коран является Конституцией Народной Ливийской Арабской Джамахирии. В Ливии действительно отсутствует Конституция в общепринятом значении этого института. В «Зелёной книге» М. Каддафи, являющейся основополагающим государственным документом, сказано: «Религия, включающая обычай, есть утверждение естественного закона. Законы, не базирующиеся на религии и обычае, специально создаются человеком против человека и в силу этого не правомерны, поскольку они не основываются на естественном источнике – обычае и праве»14. Поразительно, что десятки правоведов из различных стран мира запросто называют «Зелёную книгу» ливийской конституцией. Большинство арабских стран провозглашают ислам государственной религией. В некоторых странах действуют правовые нормы исламского законодательства, а основным источником права считается Коран (Египет, Судан, Ливия, Йемен). Следование законам шариата – не только религиозная и моральная, но и правовая обязанность граждан-мусульман.
Коран как конституция
В другой арабской фундаменталистской стране – Саудовской Аравии ислам является основой государственного строя, общественных, экономических и любых отношений. Базовая уставная книга Саудовской монархии «Основа систем власти» 1991 года гласит: «Королевство Саудовская Аравия – суверенное арабское государство. Его религия – ислам, Конституция – Книга Всевышнего Аллаха и Сунна Его Пророка (да благословит его Аллах!)». Статья 48 утверждает: «Суды обязаны применять нормы исламского шариата при рассмотрении ими дел в соответствии с Кораном и Сунной, а также законами, декретированными правителем на основе Корана и Сунны». В Саудовской Аравии после смерти великого муфтия в 1970 году всю светскую и духовную власть в Королевстве взял на себя король. В качестве имама, главы саудовских мусульман Король осуществляет абсолютную теократическую власть в своём ваххабитском королевстве15. Если Коран – конституция, тогда что же такое либерализм? Риторический вопрос, хотелось бы задать его Д’Аламберу, если бы он был жив.
Американский учёный востоковед Ричард Коттом в исследовании причин иранской революции 1979 года построил научное уравнение о схожести двух авторитарных политических систем – СССР и Исламской Республики Иран. Р. Коттом проводит параллели сходства между исламской революцией в Иране и Великой Октябрьской Социалистической Революцией на том основании, что в обеих странах изменившаяся социополитическая элита подвергла преследованию буржуазных националистов, буржуазное конституционное право. Как шиитскую идеологию, так и ленинское учение Коттом характеризует как «утопические».
Он считал иранскую революцию авторитарной и популистской и утверждал наличие в СССР и ИРИ целого спектра общих социально-политических процессов. В СССР стержень политической структуры государства, её правящая элита ВКП (б) де юре находилась вне конституционного поля. До 1977 года деятельность ВКП (б) не была прописана ни в одной советской конституции. Конституции были, а руководящей партии не было. Конституции, построенные на новейших достижениях конституционной школы, не в коей мере не отражали реальную социально-политическую ситуацию в стране. Реальный властный субъект СССР развивался, руководил государством и строил новое общество как бы извне общих конституционно-правовых процессов, прописанных в ленинской и сталинской конституциях. Партийный деятель К. Радек иронизировал, что «партия продолжала работать как бы из подполья». Евразийская правовая школа (П. Савицкий, Н. Алексеев) называла подобное положение вещей «фокусничеством».
По аллюзии Р. Коттома в похожей ситуации оказались и поборники шиитской теократии в Иране. В начале становления исламского режима руководители Исламской Республики Иран, на словах признавая законность конституционных органов власти, в то же время сделали всё, чтобы реальная власть сосредоточилась вокруг небольшой группы религиозных деятелей – сторонников клерикальной теократии.
На практике шиитское духовенство во главе с имамом Хомейни, так организовало конституционный процесс, что конституционные органы, избираемые демократическим путём (президент, меджлис) оказались в полном подчинении у теократических органов назначаемых шиитским духовенством (Рахбара, Совета экспертов, Наблюдательного Совета).
